Журнал "Вокруг света", №11 за 1979 г.
О.Зубов
ЗНАК МАСТЕРА
Фото А.Маслова
[качество фото соответствует тогдашнему уровню полиграфии журнала - В.К.]
Цветущей майоликовой фреской расстилался шахриханский базар. Горы яблок, хурмы и винограда, пестрота тюбетеек и халатов, густые коричневые пятна глиняной посуды, сочные дразнящие ковры словно согревали унылый полумрак зимнего среднеазиатского неба…
Но я прошёл мимо этого великолепия, потому что мастер Абдуллаев уже поджидал меня у входа в свою крошечную мастерскую. Двери её выходили прямо на базар, а окна с прилегающей террасой смотрели на сонную и грязную воду арыка. Таких мастерских, объединённых в артель по производству знаменитых шахриханских ножей, было здесь около дюжины. И каждая почти ничем не отличалась от другой: небольшой горн, наковальня, несложный набор инструментов - молот, зубила, свёрла, резцы, штампы, точильные камни.
Мастер Абдупатто Абдуллаев тоже на первый взгляд мало отличался от своих коллег: был он, как и они, меднолиц и суров, стремителен в движениях и скуп на слово. Кузнечной и чеканной работой занимался уже около тридцати лет и был достаточно известен и у себя в Ферганской долине, и за её пределами. Узбекский нож-пичак принёс ему эту известность. Широкий, звенящий, с чёрно-фиолетовым отливом, инкрустированный красными, зелёными, голубыми, белыми камешками-крапинками, на лезвии которого сияют три звезды и луна - древнее клеймо Абдуллаевых. Этот нож - незаменимый помощник за трапезой в кругу друзей, неотъемлемая деталь узбекского праздничного наряда.
- Сколько лет существует наш промысел? - медленно и чуть иронично переспрашивает он, откладывая в сторону баскан - молот, которым только что "отглаживал" раскалённую металлическую заготовку. - Неправильный ваш вопрос, товарищ: нужно говорить "веков". Да, да, веков. Сколько лет городу - столько и шахриханскому ножу. А значит, и всему нашему Абдуллаевскому роду… Я не очень силён в истории и потому отвечу так: мой отец делал ножи, и отец деда делал, и отец прадеда, и ещё несколько пра-пра-пра… И все они - это я, Абдупатто. Потому что ничем другим, кроме ножей, мы не занимались. Моими руками предки продолжают свою работу…
В этот момент в мастерскую вошёл сын Абдуллаева Юлбарс. Не говоря ни слова, он взял в руки резец и на стальном лезвии обозначились плавные, прерывистые линии узоров. Вероятно, и ему лет через пятнадцать-двадцать придётся повторить слова своего отца. Такова традиция: мастер обязан оставить после себя прямого наследника своего мастерства.
Прищурив глаза, Абдупатто глядел в горн, на пляшущие красные язычки пламени, словно ожидал увидеть одному ему известные краски и оттенки. Тысячеградусное марево полыхало внутри печи; пламя очистило лежащие рядком металлические полосы, и они наливались ровным бронзовым светом. Эти полосы-заготовки - в большинстве своём вышедшие из употребления, отбракованные на производстве подшипники, которые получает артель через контору Вторчермета. Абдупатто и другие мастера вполне довольны качеством этой стали, хотя и скучают по старым дедовским временам, когда сталь варили особым шахриханским рецептом, переходившим из поколения в поколение. Но, к сожалению, многие секреты этого сплава утеряны…
Вот мастер клещами перенёс одну из заготовок на наковальню, взял молот и осторожными ударами стал счищать окалину. Грубый, безликий кусок металла буквально на глазах обретал форму и плоть ножа, делался податливым и послушным. Наверное, так работали деды и прадеды Абдупатто, и эти точные, размеренные движения перейдут по наследству к его сыну и внукам.
Юлбарс тем временем обтачивал рог горного козла: пройдя многочисленные стадии обработки, он станет впоследствии рукоятью пичака. Затем мастер и его сын особыми резцами, штампами делали насечки и углубления в металле, заполняя их чёрной, красной и золотистой краской, смешанной с шарлаком - особым составом, который придаст ей прочность, блеск и изящество.
Через несколько часов после закалки и точки на рукоятке ножа зацвела старинная орнаментальная вязь, а широкое цвета воронова крыла лезвие украсилось фамильным клеймом Абдуллаевых - три звезды и луна. Мне показалось, что все эти узоры, тонкие и певучие переливы красок, словно сошли с мозаичных стен и куполов древних среднеазиатских мавзолеев…
Я не сказал, но, по-моему, это был не нож, а подлинное украшение, произведение искусства, место которому в витрине музея. Хотя сам Абдупатто никогда бы не согласился со мной.
- Можешь резать хлеб, можешь чистить картошку, а можешь повесить на ковёр и смотреть, - сказал он мне на прощание. - Всё можешь! - И, помолчав немного, улыбнулся: - Но лучше всего - резать дыню…
* * *
Узнать больше об узбекских национальных ножах можно здесь.
На главную
