|
Петер Хандке. Медленное возвращение домой Хандке П. Медленное возвращение домой. СПб.: Азбука, 2000. - 208 с. |
Петер Хандке известен на Западе как одна из знаковых фигур поколения бунтарей, совершившего студенческую революцию 1968 года. Он автор более десятка опубликованных романов, пьес (в их числе "Оскорбление публики"), киносценариев (из наиболее известных у нас - "Страх вратаря перед одиннадцатиметровым ударом" и "Небо над Берлином"), неизменно дававших повод для бурных обсуждений.
Роман "Медленное возвращение домой" (1979), вышедший в серии "Азбука-классика", не похож ни на что из того, что делал Хандке. Это, скорее, эксперимент в литературе, который естественным образом становится экспериментом над читателем.
Из аннотации: "По точному определению критики, "Медленное возвращение домой" - это "фило-софская сказка нового времени, рассказанная на его излёте", образец того искусства, которое, по Фридриху Шлегелю, снимает границы между отдельными художественными формами, между поэзией и живописью, прозой и философией, наконец, между реальностью и вымыслом". Очень верно сказано: по-моему, границы сняты настолько, что временами пропадает даже разница между содержанием и бессодержательностью.
Кажется, Хорхе Луис Борхес считал, что существует всего четыре типа историй:
- история о крепости, которую штурмуют и обороняют герои;
- история о возвращении;
- история о поиске;
- рассказ о самоубийстве Бога.
В названии романа автор по-немецки точен: это действительно повествование о возвращении, действительно домой, и исключительно медленное. Главный герой - молодой исследователь ландшафтов, возвращающийся из североамериканской глубинки в Европу. Он, прямо скажем, не Павка Корчагин. В книге почти нет диалогов, она заполнена переходящей в полусон рефлексией главного героя на всё, что его окружет.
Пожалуй, одно из главных достоинств романа - медленная текучесть повествования, прожёвы-вание мельчайших моментов времени, малейших граней бытия вовне и внутри себя. Вот так отбросить суету, остановиться и оглянуться вокруг, прислушаться к себе; при этом выйти как бы в другое измерение:
"Видя своих умерших, как они ловко передвигаются в толпе, оставшийся в живых непроизвольно потёр руки о трещинки в граните, переполненный радостью от того, что заново понял время, о котором до сих пор он мог думать только как о чём-то враждебном. Здесь оно перестало означать покинутость и постепенное умирание, оно означало единение и защищённость; и на одно светлое мгновение (кто знает, когда он его снова потеряет?) он представил себе время "Богом", и этот Бог был "добрым".
Может быть, в таком сумеречном просветлении и не вся жизнь, но наверняка больше жизни, чем в тупом стоянии в очереди на сдачу бутылок или очередном обмене таймшера на офшор.
Перевод романа сделан, очень чутко, Мариной Кореневой. Издание сопровождено "Предуведом-лением от редакции", совсем не лишним.
