|
О находке древнейшего книжного славянского текста |
Летом в СМИ промелькнули сообщения о находке в Новгороде древнейшего книжного славянского текста. И вот наконец появился последовательный и связный рассказ об этом событии, который считаю нужным предложить вашему вниманию.
Виктор Живов, Сергей Иванов
Царапины на церах
"Итоги" №38 (224), 2000 г.
Древнейший - из всех известных на сегодня - книжный славянский текст найден в Нов-городе этим летом
То, что люди пытаются сохранить, исчезает. То, что они выбрасывают, - сохраняется. Эту вещь вытащили из кучи конского навоза, который оставили лошади, отбегавшие свое тысячу лет назад. Ее нашли в июле на Троицком раскопе Новгорода. Это были три дощечки, покрытые воском. Такие дощечки, употреблявшиеся еще в Древнем Риме, называются поэтому латинским словом "цера". Цера удобна тем, что текст, написанный на воске, можно легко стереть и написать новый. Поэтому церы использовались прежде всего в древней школе; на них ученики делали упражнения. Писали на них и в древнем Новгороде, и среди археологических находок они фигурировали не раз. Только почти всегда с осыпавшимся воском. Мы знаем: на них писали, но что именно было там написано, увы, теперь уже не узнать.
Те три дощечки, которые были извлечены из конского навоза, оказались счастливым исключе-нием. Текст на воске сохранился крупными фрагментами и легко читался. Сразу стало ясно, что церы представляют собой отрывки из Псалтири, точнее, 75-й и 76-й псалмы целиком и несколько стихов из 67-го псалма. Конечно, древние тексты находят в Новгороде каждый год (первые берестяные грамоты были обнаружены 50 лет назад - см. статью Алексея Гиппиуса, "Итоги" # 15, 1999). Новгородская экспедиция, возглавляемая Валентином Лаврентьевичем Яниным, каждый год вопреки всем трудностям поставляет новые находки, позволяющие заглянуть в каждодневную жизнь древних новгородцев, неизвестную из обычных исторических источников. Появляются то любовное письмо, то донос, то магический заговор. Но в этом году никто сенсаций не ожидал.
Археологи продвигаются в сторону, противоположную бегу времени. В прошлом году нашли несколько берестяных грамот XI века и остановились не слишком далеко от "материка" - того уровня, где кончается культурный слой и начинается просто земля. В этих древнейших слоях можно было рассчитывать найти гребень или какое-нибудь женское украшение, но не следы письменной культуры. От рубежа X - XI веков сохранилось всего несколько надписей на бытовых предметах, и это неудивительно - грамотность пришла на Русь вместе с христианством. Напомним, что князь Владимир крестил Русь в 988 году, и даже если в это время появились грамотные люди, то их было совсем мало. Понятно, от них мало что могло дойти до нас.
Вопреки всем ожиданиям случилось почти чудо. В слое, относящемся к первым десятилетиям XI века, обнаружился пространный текст, написанный уверенной рукой давно грамотного человека и напоминающий по почерку древнейшие славянские рукописи. Три найденные дощечки образовали книжку, состоящую из шести поверхностей размером 15 x 19 см. Две поверхности служили "обложкой", а четыре содержали текст. Правда, часть воска оказалась, к сожалению, осыпавшейся, но его крупицы лежали рядом с досками. Благодаря фантастическим усилиям Владимира Поветкина, главного реставратора новгородской экспедиции, этот гигантский паззл удалось почти полностью собрать. Как при этом ворожил Поветкин, в котором порой проглядывает настоящий новгородский колдун, пером не описать, но в результате псалмы предстали почти так, как их записал неведомый книжник.
Как текст был прочитан?
В православном богослужении Псалтирь разделяется на двадцать кафизм, именно по кафизмам учили Псалтирь наизусть. 75-й и 76-й псалмы, оказавшиеся на новгородских церах, относятся к десятой кафизме, 67-й псалом, несколько стихов которого были написаны на последней странице, - к предшествующей девятой. Исследователи, собравшиеся в Новгороде, долго ломали голову над тем, что может означать такое сочетание. Никакого разумного объяснения не просматривалось.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. В древних текстах значима в прямом смысле каждая буква. Ведь важны в конце концов не то, что слова Псалтири узнаны, ведь ее славянский перевод и так известен (хотя каждый список имеет свои интересные разночтения). Для филолога существенно, как именно записано всякое слово, потому что это дает возможность установить, кем был писец и как именно он работал (об этом мы еще скажем ниже). Неужели навсегда пропали те буквы, которые пришлись на утраченные участки воскового покрытия? Так возникла идея посмотреть, не отпечаталось ли что-нибудь на самой доске.
На церах и на бересте писали специальной заостренной палочкой, обычно железной или костя-ной. Римляне называли ее стиль; у русских этот предмет назывался писалом - в новгородских раскопках их найдено более сотни. Слой воска был тонким, и на доске могли остаться вмятины и царапины. Их поиском занялся главный филолог новгородской экспедиции Андрей Анатольевич Зализняк.
Мало кого из ныне живущих лингвистов можно поставить рядом с Зализняком. Дело не только в том, что он владеет несколькими десятками языков и профессионально занимался многими из них. Он создал ряд образцовых лингвистических описаний, в частности "Грамматический словарь русского языка", на основании которого построены все "спелл-чекеры" русских компьютерных программ. Многие годы Зализняк занимается историей славянских языков, и его работы в данной области часто оказывались настоящим переворотом в науке. Это в первую очередь относится к циклу его новгородских исследований. Он по-новому прочел берестяные грамоты и показал, что "странности" их правописания объясняются отнюдь не невежеством или неряшливостью писавших, а особенностями их языка. Древненовгородский диалект предстал перед нами как особое славянское наречие, и это потребовало перестройки всей традиционной истории русского языка.
Зализняк работает вместе с Яниным скоро уже двадцать лет, и это редкий в науке случай, когда два великих ученых гармонично дополняют друг друга. Многолетний уникальный опыт чтения берестяных грамот позволил им разгадать немало фантастических головоломок. Ведь часто в этих памятниках строки совсем затерты или от букв остались только верхние или нижние хвосты. Но в случае с новгородскими церами даже знатоки объявили, что на досках ничего нет. "Конечно, - говорит сейчас Зализняк, - что можно увидеть, если смотришь на доску всего полчаса или сорок минут?" При таком "поверхностном" осмотре на досках обнаруживалась одна-единственная буква - Ъ. Но если нашлась одна, должны были быть и другие.
Зализняк рассматривал поверхность досок час за часом и день за днем, работая по тринадцать часов в сутки. Он смотрел на них под разными углами, в разном освещении, увлажняя их и дожидаясь момента, когда древесина начинает высыхать и проступают мелкие штрихи на ее поверхности. Коллеги по-прежнему утверждали, что на досках нет следов писала, но Зализняк уже начал различать среди естественных разводов и трещин дерева едва заметные начертания букв. Если бы об этом объявил кто-нибудь другой, его бы заподозрили в безумии; такое случается с исследователями, занимающимися древними надписями. С кем угодно, но только не с Зализняком: он, помимо прочих достоинств, обладает редкостной трезвостью научного взгляда. И вот под этим взглядом стали появляться слова, и слово за словом складываться в новый текст. Церы оказались палимпсестом.
В древние времена, когда в основном писали на пергамене, писчий материал был дорог и его могли использовать несколько раз: старый текст соскабливали и поверху писали новый. Такой пергамен называют палимпсестом. Многие шедевры античной литературы дошли до нас только в виде стертого слоя, поверх которого расположились позднейшие христианские сочинения. Обычно такие тексты читаются с большим трудом (в последнее время ученые используют даже инфракрасные лучи), но здесь по крайней мере наработан опыт. В отличие от пергамена цера - это как бы естественный палимпсест, но только от нижнего текста там, как всегда думали, ничего не остается. Представьте себе старый лист лиловой копирки, под которую приемщица в прачечной целыми днями выписывает квитанции. Прочесть по ней едва ли что-нибудь можно. Конечно, и не очень хочется.
Постепенно нижний слой текста оказался распознаваемым. Проявились псалмы девятой кафиз-мы - 65-й, 66-й и 67-й. Стало ясно, что представляют собой стихи 67-го псалма, сохранившиеся на последней странице. Это был текст предшествующего слоя, оставшийся незатертым. Конечно, убедить в этом скептиков не удалось, ведь текст псалмов известен. Теоретически Зализняк мог прочесть то, что ему пригрезилось. Но тут на доске стали проступать и другие слова, к Псалтири не относящиеся. Они выглядели так необычно, что пригрезиться уж никак не могли. Это было какое-то поучение, начинавшееся словами: "Законъ да познаеши христианскаго наказания (то есть наставления)". И дальше шел текст, странным образом содержавший многократное повторение набора из нескольких христианских формул. Он больше всего похож на заклинания, которые должны были привести в трепет человека, только что обратившегося в новую веру. В конце проповеди появлялся и прямой призыв отвергнуться от языческого нечестия. Пока что никакого прототипа для этого текста - славянского или греческого - не найдено.
Когда текст был написан?
Ясно, что перед нами очень древний памятник, относящийся к первым десятилетиям христиан-ства на Руси. Но этого мало. Это самый древний датируемый славянский книжный памятник. Следующим является Остромирово Евангелие, переписанное для новгородского посадника Остромира, где писец сделал запись о времени написания - начато перепиской 21 октября 1056, закончено 12 мая 1057 года.
Здесь нужно дать некоторые разъяснения. Славянская письменность возникает во второй поло-вине IX века благодаря трудам Кирилла и Мефодия, просветителей славян. На основе одного из южнославянских диалектов эти греческие миссионеры сформировали книжный язык, который, эволюционируя, в течение многих веков служил разным славянским народам. Он употреблялся в богослужении (и потому теперь его называют церковно-славянским) и в других сферах книжной культуры. Уже с конца IX по начало XI века в Чехии, Болгарии и Хорватии на нем было создано великое множество произведений - как переводных, так и оригинальных. Но все они дошли до нас в рукописях, не современных созданию самих памятников, причем рукописи эти не датированы. Есть много гипотез о том, когда были написаны те или иные древнейшие рукописи, но все это лишь гипотезы.
Хотя болгарские патриоты любят утверждать, что древнейшие рукописи, созданные в Болгарии, относятся к X веку, бесспорных доказательств для этого нет никаких. Их и не может быть, потому что рукопись, если на ней нет прямого или косвенного указания о времени ее написания, датируется по почерку. Этим занимается специальная область филологии - палеография. Для позднего времени это дело достаточно обычное, поскольку имеется много хронологических "реперов". Совокупность датированных рукописей позволяет установить, как эволюционировали почерки, и поместить почерк недатированной рукописи в эту хронологическую сетку. Когда датированных рукописей нет, нет и сетки. И поэтому такое исключительное значение имеют новгородские церы.
Даты на дощечках тоже, конечно, нет. Однако они достаточно однозначно датируются археоло-гически. Временная привязка новгородских культурных слоев определяется методом дендро-хронологии. Известно, что годовые кольца дерева нарастают в разные годы с разной скоростью. На этом основании археологами созданы таблицы, позволяющие по спилу бревна определить, в каком году дерево было срублено. Так вот прямо над найденными в этом году церами располагался сруб, бревна которого датируются 1036 годом. Это значит, что церы были написаны и брошены в конский навоз раньше этого времени. При этом дощечки лежали глубже сруба на тридцать сантиметров. Культурный слой в Новгороде этого времени нарастал приблизительно на сантиметр за год. Таким образом, церы, вероятно, попали в землю в первое десятилетие истекающего миллениума. Значит, они были в употреблении раньше этого времени. Конечно, это не дает абсолютно точной даты, но позволяет с уверенностью сказать, что церы написаны не позднее первой четверти XI века. Отсюда следует, что писец принадлежал к первым поколениям русских христиан.
Кем текст был написан?
Откуда мы знаем, что текст был написан именно русским (восточным славянином)? Конечно, церковно-славянский перевод Псалтири не был сделан на Руси, псалмы Давида - важнейшая составляющая христианского богослужения - были переведены значительно раньше, и новгородский книжник получил их в древнем списке, пришедшем из Болгарии. Об этом свидетельствует правописание новооткрытого текста. На церковно-славянском языке в разных славянских областях писали слегка по-разному. Писцы приспосабливали книжное письмо к особенностям своего диалекта.
В древние времена буквы Ъ и Ь обозначали особые гласные звуки. У болгар они слились в один (он произносится и в современном названии страны - България), и пользование обеими буквами стало для них излишеством. Одни писали букву Ъ, другие - букву Ь, третьи употребляли их без разбора. Так вот тексты на новгородских церах написаны в орфографии, использующей только букву Ъ. Это и говорит о том, что оригинал был болгарским. У русских буквам Ъ и Ь соответствовали разные гласные, и сами они такого правописания придумать не могли.
Но, может быть, и новгородский писец был болгарином? В принципе ничего невероятного в таком предположении нет: множество болгар состояло в подданстве у Византии, и, насаждая христианство на Руси, греки не могли не воспользоваться помощью людей, понимавших язык аборигенов. Однако у нас есть несомненное доказательство того, что церы были написаны жителем Киевской Руси. Доказательство это лежит опять же в области языка и требует некоторых разъяснений.
Посадите сейчас не слишком грамотного человека переписывать современный русский текст. Даже если он будет очень стараться, то наверняка сделает некоторое количество ошибок. Прежде всего у него возникнут сложности с правописанием безударных гласных (если только он не носитель окающего диалекта). Поскольку по слуху он не знает, какую из двух букв написать, обязательно выскочит какая-нибудь "вАда" или "сОпог". По таким ошибкам мы можем сказать, что наш переписчик акает, а значит, вырос в акающем ареале России.
Ту же самую операцию мы проделываем и с древними писцами. У болгар было две носовые гласные "он" и "ен" (читатель может представить себе такие гласные по французскому или польскому языку). Для них были особые буквы - "юс большой" () и "юс малый" (-). А у восточных славян к концу X века носовых гласных не осталось. На месте "он" произносилось "у", а на месте "ен" - "я". Поэтому восточнославянские писцы, даже самые искусные, списывая с болгарских оригиналов, путали юсы с буквами, обозначавшими "у" и "я". Те, которые очень старались, делали ошибки всего в нескольких процентах случаев. Именно так и ведет себя новгородский писец. И поэтому мы можем с уверенностью сказать, что родился он на просторах нашей древнерусской Родины.
О чем текст свидетельствует?
Читатель, быть может, не представляет себе, как мало мы знаем о Древней Руси. На каждую кру-пицу фактов приходятся горы гипотез и домыслов. То связное повествование, которое мы усваиваем в школе, умело скрывает зияющие провалы. В частности, мы очень мало что знаем о том, как распространялось христианство после крещения, сообщение о котором позднейший летописец помещает под 988 год. Как была устроена русская церковь, сколько в ней было епархий, кто были священники, на каком языке они служили, как велась миссионерская работа. Никаких прямых свидетельств об этом нет, все наши реконструкции строятся на позднейших сообщениях и на истолковании различных археологических находок (печати, типы захоронения и т.д.).
Найденные в Новгороде церы - это свидетельство прямое и непосредственное. Теперь мы знаем, что уже на рубеже X - XI веков на Руси употреблялся церковно-славянский текст Св. Писания (некоторые ученые предполагали, что в это время здесь еще служили по-гречески), что уже тогда были грамотные русские люди с устоявшимися навыками письма, что уже в это время к нам приходили книги, написанные болгарами.
Для каких целей использовались новгородские церы? Можно по крайней мере утверждать, что по ним не велась церковная служба, об этом прямо сказано в самом документе. Трудно предположить, что книжник изготовил их для своего индивидуального чтения, иначе зачем бы он стирал одни псалмы и писал другие. Скорее всего, церы использовались в учебных целях. Можно предположить, что безымянный грамотей был учителем.
Мы знаем, что в средневековой православной школе выучивание псалмов наизусть было частью педагогического процесса. Тогда понятно, почему псалмы записывались и стирались: выученные наизусть тексты были больше не нужны и требовалась новая порция. Само обучение грамоте выступало как процесс приобщения к христианству, ученик должен был не только научиться читать, но и усвоить истины правой веры, впитать в себя христианский взгляд на мир. Выученная наизусть Псалтирь должна была сопровождать человека всю жизнь, задавая ему готовые модели восприятия реальности.
О том, что было с христианской школой в Киевской Руси XI века, мы до сих пор не знали почти ничего. В летописи сообщается, что Владимир, крестив Русь, начал забирать у знатных людей детей "и даяти нача на ученье книжное, матере же чад сих плакаху по них г акы по мертвеци". Правда, эти слова были написаны век спустя. Возможно, новгородские церы косвенно подтверждают историческую достоверность данного сообщения. Христианская школа, похоже, была организована вскоре после крещения, и учили там церковно-славянскому языку.
Матери плакали, собирая детей в школу, потому что, отправляясь туда, те расставались с язычес-кой верой родителей. Но старая религия нелегко сдавала свои позиции, и недоученные дети могли от Христа снова вернуться к Перуну. Это хорошо объясняет, почему на церах рядом с псалмами появились заклинательные формулы. И их, видимо, ученики должны были выучивать наизусть - они должны были страховать их от рецидивов язычества.
Что сталось с новгородским учителем и его учениками, мы не знаем и, вероятно, не узнаем ни-когда. Но зато мы точно знаем, что произошло с учебным материалом - он оказался в куче конского навоза. Допустимо вообразить, что туда за ним последовал и просветитель древних новгородцев, недооценивший силу языческого нечестия.
